Так мы с Паной проработали до нового года. За это время я уже немного освоился и начал приобретать себе хорошую сбрую и подбирать хороших лошадей, и к весне я уже имел сбрую с ременными шлеями, волосяные вожжи, хорошие дуги, уздечки и недоуздки.

Первая зима для меня была не особо трудной, но и в тоже время не легкой, дело в том, что когда едешь в поле и, чтобы подъехать к стогу, необходимо пробить дорогу к нему, а лошади у нас, как я говорил, были не важны. То в большинстве случаев дорогу топтать приходилось пешком, брести по пояс в снегу. От главной дороги до стогов расстояние бывает от пятисот и более метров. Пока доберешься до стога впереди лошади становишься мокрым. Первоначально, обычно Пана залезала на стог, кидала на сани сено, а я его раскладывал, то есть стоял на возу. Конечно, с непривычки, да и силы у меня еще маловато было в четырнадцать лет, то больше всего доставалось Пане. Ей нужно было накидать в день восемь возов сена, а ездили мы за сеном два раза в день, затянуть под бастрик и все практически одной, так как я еще помощник был слабоват. Но после Нового года, а в феврале мне исполнилось пятнадцать лет, я постепенно стал крепнуть, набираться сил и опыта, то чаще стал кидать сено со скирды, а Пана стояла на возу. Трудность еще была и в том, что когда подъезжаешь к скирде, вытаскиваешь из нее бирку, а там написано – метал Мельников Роман Иванович со своей Степанидой Давыдовной, то рубишь эту скирду топором сверху до низу. Они очень плохо метали сено и, как правило после обильных дождей ихние скирды проливало дождем полностью, сено горело, а когда становился мороз, то промораживал их до земли, очень много выбрасывалось потом сена сгоревшего и превратившегося в глыбы льда. И получалось по бирке в скирде скажем тридцать центнеров, а на самом деле получалось в полтора-два раза меньше. Но, как бы там ни было, первая зима прошла удачно, наступила весна и бригадир ставит меня на боронование зяби и после ручного сева заборанивать семена в землю.

После посевной кампании началась закладка силоса, здесь я возил траву в яму, а начался сенокос посадили меня на сенокосилку.

Еще в школьные годы, в период каникул, я прошел путь от копновоза до грудельщика. Кто тогда такой был грудельщик? Это когда гребельщики на конных граблях сгребают сено в валки, затем грудельщик сгружает его в копны. Технология здесь простая, подбирается сухой, прочный, гладкий березовый бастриг длиной в три метра, по краям его вкручиваются кольца, к ним привязываются толстые веревки, длиной в шесть метров, вторыми концами привязываются к хомуту. С правой стороны хомута привязывается еще одна такая же веревка, а на ее другом конце привязывается костыль. Запрягалась лошадь, на ней сидит ездок, который правит лошадью по валку, а грудельщик, за счет костыля, держится на бистрике и сгружает сено (валок) в копну. После трех сезонов копновоза, на четвертый меня уже посадили ездоком на грудилку, а еще через два сезона, я стал на бистрик. Конечно, за лето потаскать бастрик по горам и косогорам было не легко, но здесь трудодней платили больше, да и я по возрасту был здоровее своих сверстников, хотя они были и старше меня. Так в сорок восьмом году, когда я первый раз встал на бастрик, у меня ездоком был Останин Лука. По возрасту он был старше меня на два года, а ростом один метр пятнадцать сантиметров.

В сорок седьмом году, после школы, я был ездоком на быках у своей сестры Фитиньи, а в сорок восьмом, Николай Фотеич создал из нас пацанов группу и поставил на быках боронить пары. За этот период мы почти не спали. Утром вставали в четыре часа, шли в поле за быками, запрягали и боронили до тех пор, пока не поднимется жара и не появится паут-слепец. Затем отпрягали быков и вместо того чтобы поспать, мы шли на речку рыбачить или уходили в горы за ревнем, слизуном и, как только становилось прохладно, снова запрягали быков и боронили до полной темноты. Группа наша была из шести человек, самому старшему было пятнадцать лет и самому младшему – то бишь мне – двенадцать.

В сорок девятом году, после школы, меня Николай Фотеич поставил уже за плуг. Ездоком у меня была моя сверстница Лида Ашихмина – дочь председателя колхоза. Целый месяц с ней мы пахали зябь, на этот раз не на быках, а на лошадях. И вот еще одна старая, которую я должен пройти, это стать косарем.

Первый сезон я начал косить сено со своими зятьями с Сергеем Монойловичем и Иваном Леонтичем втроем. Работа эта также была для меня не из легких и, Николай Фотеич предусмотрел это, поставив меня с зятьями, но это было не так. Особая трудность заключалась в том, что когда запрягаешь лошадей, то нужно подтягивать дышло. Держать его надо было на животе, когда подвязываешь к первой лошади, а затем подтянуть на такой же уровень ко второй. И это было на первых порах очень трудно, пока не приспособишься. Правда, ко мне на помощь часто приходил зять Сергей, он вообще мне помогал во всем, а зять Иван Леонтич критиковал его за это. Ко мне он относился с презрением, пытался ущемлять. Были случаи, если я пропущу один, два круга из-за поломки косилки, то при обмере он начислял от меня десять, а то и двадцать соток скошенной площади травы. Как я позднее понял, он мне мстил за то, что у него произошел разрыв с любовницей Дударевой Марьей якобы из-за меня, когда я еще возил копны у Степы Горбунова.

<<==  * СЕМЕЙНЫЙ КОРЕНЬ ... (ШУМОВ И.Х.) *  ==>>